Он открыл глаза, и вокруг было ни тел, ни крови, ни размокшей земли; и не было его оружия, а вместо привычной одежды на нём была длинная светлая рубаха, какую одевали на покойников, и не было никакой обуви. Он сразу понял, что мёртв.
Но не смог узнать места, в котором оказался, потому что ни адом, ни раем это не было, и не было даже склепом, чего он испугался в первое мгновение, ведь даже ад, та его часть, где мучились предатели и трусы, был не так ужасен, как возвращение живым мертвецом, уничтожающим любимых при жизни людей.
Он, правда, чувствовал себя совершенно так же, как когда был жив, но не испытывал и тени сомнения по поводу свершившегося факта своей смерти. И как иначе, если последним, что он помнил, были страшный удар, за ним пронзительная боль, потом падение… и дальше –угасающий мир, состоящий уже только из лежащих вокруг него тел и странного холода.
Он подумал, что никогда не испытывал той преданности по отношению к богам, какой они хотели, и даже сомневался в глубине души в историях о загробной жизни, и наказании, о благодати… И теперь он понял, что ему просто интересно: то, что вокруг него, - это такое наказание за неверие, или же его неверие было совершенно справедливым, и всё в самом деле совсем не так, как об этом рассказывают.
Он откинул крышку прозрачного гроба – такие не делают на его родине, но может быть на том свете все просыпаются именно в таких гробах; он встал, немного неуверенно, проверяя, как слушаются мышцы. И снова отметил, что ощущает своё тело совершенно по-прежнему.
Он принялся исследовать место, в котором оказался.
Мирца купалась в ощущениях. Всё новое, всё блестящее, всё пронзительное яркое. Тьма, в которую окунулись люди, для неё была просто заполнена до отказа. Чтобы познать эту тьму полнее, она вырастила тонкие нити, щупальца, построив их из ненужных элементов – тех, что сочла ненужными; из дублирующих схем, из частей давным-давно неиспользуемых залов (в них когда-то – два или три раза принимали очень важных гостей). Она протянула щупальца во тьму и на какое-то время (будем всё-таки говорить о времени, внутри Мирцы оно по-прежнему существовало для людей) замерла. Так замирает человек, попробовав нечто необычайно вкусное, и наслаждается ощущением удовольствия.
Мирца замерла от удовольствия. Она даже стала мурлыкать что-то самой себе, но люди, конечно же не слышали этого; все, за исключением одного человека. Ибо он был создан только для того, чтобы однажды услышать это.
Он шёл по едва освещённым туннелям, который, как он быстро обнаружил, были сделаны в основном из металла и ещё одного материала, которого он никогда раньше не видел. Такое огромное количества металла в одном месте потрясло его даже больше, чем то, что и стены и поток оставались тёплыми. В некоторых местах он чувствовал вибрацию, иногда встречались ярко освещённые точки и пространства на стенах, он видел много таких же дверей, как та, из которой вышел, но не пытался открывать их. Сворачивал он всё время направо, на всех перекрёстках, кроме одного, где поворота просто не было. И пока не встретил ни людей, ни призраков, ни демонов. На встречу с созданиями света он не рассчитывал с самого начала.
И когда он ушёл уже так далеко от своей гробницы, что почувствовал первый намёк на усталость и на миг прислушался к ощущениям тела, он вдруг понял, что уже достаточно давно слышит ритмичный, очень тихий и нежный звук, совершенно непонятный и ни на что не похожий, но вовсе не пугающий. Это был голос неба; он понял это наверняка.
Голос раздавался сразу отовсюду, он шёл от стен и потолка, звучал из-за поворотов, окружал его как зависающая в воздухе пыльца фруктовых деревьев в цвету. Ему очень хотелось пойти к источнику звука, но источником, кажется, было само то место, где он находился, оно всё целиком было тем инструментом, посредством которого небо разговаривало с ним. Куда бы он ни шёл – уже не считая повороты и сворачивая наобум, звук оставался равномерным, чудесным, зовущим.
-Куда мне пойти? – вслух спросил он, после долго блуждания по коридорам.
Голос неба вошёл во взаимодействие со звуком его голоса; он принял его слова и изменился, и новые ноты оживили его.
Герой прислушался к изменениям: их источник он мог определить. У них было направление, в котором они двигались, волной проходя по коридорам. Тогда он запел: старую, но любимую песню, и шёл против движения волн, порождаемых ею.
Капитан проснулся внезапно и с ощущением обрушившихся снова перемен. Он не мог слышать музыку мыслей своей станции, но всё равно – он был её капитаном, а значит была у него особая интуиция. Он посмотрел в окружающую темноту, он прислушался к чему-то и улыбнулся: он был абсолютно уверен, что только что заработал один из переходов. Кто-то прибыл на станцию, и, конечно, добраться в пустоту, в которой они зависли, могло только одно известное ему существо.