Earthling
«-Ловкий ход…
-Я и сам ловкий. Я ловчий.
У него масляный мурлыкающий мягкий голос, так заговорил бы вальяжный домашний кот, обретший дар речи. У него ласковые интонации, каждую фразу он завершает так, будто собирается добавить: «малыш», «детка», - именно так, если бы обращался к маленькому ребёнку. От его голоса, его интонаций хочется пить – они сладкие, но и хочется слушать их ещё и ещё, как отправлять в рот один кусочек вкуснятинки за другим. Он настраивает на расслабленный ряд, такое состояние духа, что бывает по воскресеньям, во время прогулки по парку в солнечный весенний день, когда можно присесть на скамейку и, медленно поедая сахарную вату и щурясь, наблюдать за жизнью мира.
Не удивительно, ведь он ловчий. Ловец тел человеческих, души его вряд ли волнуют, хотя, следуя своей профессии, он давно стал знатоком последних. Я вот сейчас смотрю в дуло его пистолетов, а мне всё равно кажется, что я смотрю на весеннее солнышко и щурюсь…
Он застал меня врасплох, конечно же, не могло и быть иначе. На вид ему не меньше пятидесяти лет, это лет тридцать карьеры ловчего; он прожил столько лет лишь потому, что равных ему не было. Так что я догадывался, кого же послали по моему следу, и тем лишний раз убеждался, какой же ценной фигурой я выгляжу в глазах его – и моих – нанимателей.
Мне тоже заплатили, сумму не намного меньшую, чем должны были заплатить ловчему. Есть ли экономический смысл в этом – платить за моё возвращение денег больше, чем я украл? Это не важно, в дело вступили иные соображения, они спасают репутацию и даже не свою уже, а мою.
А моя репутация – священна. Я могу погибнуть кем угодно, но только не вором. Даже убийство мне бы простили, а воровство…
Ловчий Делает лёгкое движение – качает пистолетами вправо, и отступает на шаг. Я послушно иду в указанную сторону; я ещё не сошёл с ума, чтобы сопротивляться ему. Он добр ко мне, на самом деле, может быть, он один из моих почитателей, есть же в нём что-то человеческое. Он мог бы полностью подчинить меня своей воле, но даёт мне возможность сохранить уважение к себе. Он хорошо разбирается в людях: для меня это действительно важно, хотя я знаю, какая это в реальности мелочь.
Он ждёт, не идёт за мной; он снова прав: и мой следующий поступок важен для меня.
Я оборачиваюсь:
-Теперь у вас не останется конкурентов: кто сможет на равных соревноваться с ловчим, поймавшим бога.
-Я никому не скажу об этом.
Его голос невольно вселяет надежду, я опять чувствую солнечное тепло. Как он добр.
Знает ли он, что теперь неизбежно станет следующим и будет должен занять моё место?
Но пока всё кончено, и мы идём к его машине».*
-Чёрт побери, чёрт побери… - Жена перекатывает в губах длинную сигареллу, просматривая стенограмму отрывка. Её тут всё зовут именно «Жена», она и есть жена, конечно, самого известного арджиера «всех времён и народов», и только она всегда первой читает его творения.
Сам арджиер в это время пускает слюни, уставившись в стену. Десять лет назад его мозг отказался сотрудничать с его телом. И всё было наоборот? В общем, тело нефункционально, а мозг гениален. А Жена появилась на год раньше до объявленной этой войны, но тогда она была в два раза тоньше, не курила и смотрела арджиеру #AS-01.5F в рот. Сейчас смотреть ему в рот бесполезно.
В комплексе Жену знают все операторы, за столько-то лет всем удалось хоть разочек-другой поработать с её мужем-растением; и все, кто знают её, терпеть не могут. Ей бы хоть бы что, конечно.
-Чёрт побери, - Жена перекусывает сигареллу, и её большая часть падает на пол, рассыпая по дороге мелкий рыжий табак. Всегда так, после Жены весь пол в этой крошке.
-Что-то овощ заладил одно и то же, - без раздражения произносит Жена, но оператору, а ему «везло» работать с ней уже десятки раз, ясно, что Жена тихо свирепеет.
-Давай-ка загружай его ещё раз, - командует одна.
-Как скажите, - тихо говорит оператор. – Отказ подпишите.
Пятый раз день – уже на грани летального исхода. Удивительно, сколько лет «овощ» выдерживает эти издевательства; а началось это почти сразу… и может быть, может быть из-за этого его мозг и тело так и не пришли к перемирию.
Жена привычно ставит сложный росчерк на бумажке, снимающей с организации ответственность за жизнь и здоровье арджиера; эта ответственность перекладывается на плечи Жены, но такие плечи легко это выдержат.
Оператор нажимает «Enter».
*Интеллектуальная собственность RGer #AS-01.5F
-Я и сам ловкий. Я ловчий.
У него масляный мурлыкающий мягкий голос, так заговорил бы вальяжный домашний кот, обретший дар речи. У него ласковые интонации, каждую фразу он завершает так, будто собирается добавить: «малыш», «детка», - именно так, если бы обращался к маленькому ребёнку. От его голоса, его интонаций хочется пить – они сладкие, но и хочется слушать их ещё и ещё, как отправлять в рот один кусочек вкуснятинки за другим. Он настраивает на расслабленный ряд, такое состояние духа, что бывает по воскресеньям, во время прогулки по парку в солнечный весенний день, когда можно присесть на скамейку и, медленно поедая сахарную вату и щурясь, наблюдать за жизнью мира.
Не удивительно, ведь он ловчий. Ловец тел человеческих, души его вряд ли волнуют, хотя, следуя своей профессии, он давно стал знатоком последних. Я вот сейчас смотрю в дуло его пистолетов, а мне всё равно кажется, что я смотрю на весеннее солнышко и щурюсь…
Он застал меня врасплох, конечно же, не могло и быть иначе. На вид ему не меньше пятидесяти лет, это лет тридцать карьеры ловчего; он прожил столько лет лишь потому, что равных ему не было. Так что я догадывался, кого же послали по моему следу, и тем лишний раз убеждался, какой же ценной фигурой я выгляжу в глазах его – и моих – нанимателей.
Мне тоже заплатили, сумму не намного меньшую, чем должны были заплатить ловчему. Есть ли экономический смысл в этом – платить за моё возвращение денег больше, чем я украл? Это не важно, в дело вступили иные соображения, они спасают репутацию и даже не свою уже, а мою.
А моя репутация – священна. Я могу погибнуть кем угодно, но только не вором. Даже убийство мне бы простили, а воровство…
Ловчий Делает лёгкое движение – качает пистолетами вправо, и отступает на шаг. Я послушно иду в указанную сторону; я ещё не сошёл с ума, чтобы сопротивляться ему. Он добр ко мне, на самом деле, может быть, он один из моих почитателей, есть же в нём что-то человеческое. Он мог бы полностью подчинить меня своей воле, но даёт мне возможность сохранить уважение к себе. Он хорошо разбирается в людях: для меня это действительно важно, хотя я знаю, какая это в реальности мелочь.
Он ждёт, не идёт за мной; он снова прав: и мой следующий поступок важен для меня.
Я оборачиваюсь:
-Теперь у вас не останется конкурентов: кто сможет на равных соревноваться с ловчим, поймавшим бога.
-Я никому не скажу об этом.
Его голос невольно вселяет надежду, я опять чувствую солнечное тепло. Как он добр.
Знает ли он, что теперь неизбежно станет следующим и будет должен занять моё место?
Но пока всё кончено, и мы идём к его машине».*
-Чёрт побери, чёрт побери… - Жена перекатывает в губах длинную сигареллу, просматривая стенограмму отрывка. Её тут всё зовут именно «Жена», она и есть жена, конечно, самого известного арджиера «всех времён и народов», и только она всегда первой читает его творения.
Сам арджиер в это время пускает слюни, уставившись в стену. Десять лет назад его мозг отказался сотрудничать с его телом. И всё было наоборот? В общем, тело нефункционально, а мозг гениален. А Жена появилась на год раньше до объявленной этой войны, но тогда она была в два раза тоньше, не курила и смотрела арджиеру #AS-01.5F в рот. Сейчас смотреть ему в рот бесполезно.
В комплексе Жену знают все операторы, за столько-то лет всем удалось хоть разочек-другой поработать с её мужем-растением; и все, кто знают её, терпеть не могут. Ей бы хоть бы что, конечно.
-Чёрт побери, - Жена перекусывает сигареллу, и её большая часть падает на пол, рассыпая по дороге мелкий рыжий табак. Всегда так, после Жены весь пол в этой крошке.
-Что-то овощ заладил одно и то же, - без раздражения произносит Жена, но оператору, а ему «везло» работать с ней уже десятки раз, ясно, что Жена тихо свирепеет.
-Давай-ка загружай его ещё раз, - командует одна.
-Как скажите, - тихо говорит оператор. – Отказ подпишите.
Пятый раз день – уже на грани летального исхода. Удивительно, сколько лет «овощ» выдерживает эти издевательства; а началось это почти сразу… и может быть, может быть из-за этого его мозг и тело так и не пришли к перемирию.
Жена привычно ставит сложный росчерк на бумажке, снимающей с организации ответственность за жизнь и здоровье арджиера; эта ответственность перекладывается на плечи Жены, но такие плечи легко это выдержат.
Оператор нажимает «Enter».
*Интеллектуальная собственность RGer #AS-01.5F
А какой Бегущий город без дождя?
), я знаю, в чём причина редкого единодушия "профессиональных" рецензентов: нет, они все действительно в некоторым смысле зажрались, и это, увы, издержки их работы, но главное - фильм вызывает у них недоумение. Дело в том, что им просто нечего про картину сказать. И это тоже издержки их работы.
