Earthling
«[...]Семей-"растений" не бывает, Михей и Одри Михайлчик были единственным примером.
Нет, начнём с того, что у "растений" вообще не бывает семей. Дело даже не в том, что нормальный человек с трудом уживётся с "растением", устанет терпеть приступы, дурной характер, социофобию, а иногда и манию величия, нет; не только человеческие равнодушие или неблагодарность, но и самопожертвование иногда может дать представление о бесконечности. "Растения" сами не склонны ни с кем уживаться, они не терпят никого рядом слишком долгое время. Поэтому у них почти никогда не бывает семей, и поэтому у них почти никогда не бывает детей, по крайней мере, детей, которых они бы воспитали сами.
Так что, как уже было сказано, Михей и Одри стали чуть ли не единственным, и в то же время неким образом двойным, исключением. Этот союз был странным с многих точек зрения. Странности начались ещё при первой встрече.
Будущие супруги впервые увидели друг друга почти семнадцать лет назад, когда Михей, текущая работа которого требовала дополнительной информации по истории города, пришёл на открытую лекцию в Институт культуры и архитектуры. Сведения можно было получить и из книг, причём вернее и быстрее, но Михей, за каждый приступ создававший несколько десятков тысяч слов, не любил читать книги. Точнее, он нашёл несколько "своих" авторов, творения которых мог читать, всё остальное - художественная или научная литература, газеты и журналы, даже инструкции и этикетки, вызывало у него чувство, похожее на тихую зубную боль, концентрирующуюся почему-то в районе затылка. Вдобавок к "дару" природа наделила его аллергией на напечатанные слова. Так что система образования, основанная на лекциях и дискуссиях, подходила ему как нельзя лучше.
Одри была лектором, так что правильнее было бы сказать: "Михей впервые увидел будущую супругу почти семнадцать лет назад". Он немного опоздал на начало лекции и пока пробирался на пустое место в задних рядах, стараясь не особо шуметь и никому не отдавить ногу, Одри, точнее тогда профессор Таймазова, уже начала рассказывать. Но Михей слышал не намного больше, чем те две-три первые фразы, которые он пропустил, пока искал место. Потому что ещё минут десять он слышал только голос, не разбирая, что этот голос говорит. Этой женщине он бы доверил читать речь над своей могилой, потому что не страшно уходить в вечность, если с тобой прощаются таким голосом, - вот что тогда подумал Михей. [...]»
Нет, начнём с того, что у "растений" вообще не бывает семей. Дело даже не в том, что нормальный человек с трудом уживётся с "растением", устанет терпеть приступы, дурной характер, социофобию, а иногда и манию величия, нет; не только человеческие равнодушие или неблагодарность, но и самопожертвование иногда может дать представление о бесконечности. "Растения" сами не склонны ни с кем уживаться, они не терпят никого рядом слишком долгое время. Поэтому у них почти никогда не бывает семей, и поэтому у них почти никогда не бывает детей, по крайней мере, детей, которых они бы воспитали сами.
Так что, как уже было сказано, Михей и Одри стали чуть ли не единственным, и в то же время неким образом двойным, исключением. Этот союз был странным с многих точек зрения. Странности начались ещё при первой встрече.
Будущие супруги впервые увидели друг друга почти семнадцать лет назад, когда Михей, текущая работа которого требовала дополнительной информации по истории города, пришёл на открытую лекцию в Институт культуры и архитектуры. Сведения можно было получить и из книг, причём вернее и быстрее, но Михей, за каждый приступ создававший несколько десятков тысяч слов, не любил читать книги. Точнее, он нашёл несколько "своих" авторов, творения которых мог читать, всё остальное - художественная или научная литература, газеты и журналы, даже инструкции и этикетки, вызывало у него чувство, похожее на тихую зубную боль, концентрирующуюся почему-то в районе затылка. Вдобавок к "дару" природа наделила его аллергией на напечатанные слова. Так что система образования, основанная на лекциях и дискуссиях, подходила ему как нельзя лучше.
Одри была лектором, так что правильнее было бы сказать: "Михей впервые увидел будущую супругу почти семнадцать лет назад". Он немного опоздал на начало лекции и пока пробирался на пустое место в задних рядах, стараясь не особо шуметь и никому не отдавить ногу, Одри, точнее тогда профессор Таймазова, уже начала рассказывать. Но Михей слышал не намного больше, чем те две-три первые фразы, которые он пропустил, пока искал место. Потому что ещё минут десять он слышал только голос, не разбирая, что этот голос говорит. Этой женщине он бы доверил читать речь над своей могилой, потому что не страшно уходить в вечность, если с тобой прощаются таким голосом, - вот что тогда подумал Михей. [...]»